Неточные совпадения
Варенька, услыхав голос Кити и выговор ее
матери, быстро легкими шагами подошла к Кити. Быстрота движений, краска, покрывавшая оживленное лицо, — всё показывало, что в ней происходило что-то необыкновенное. Кити знала, что̀ было это необыкновенное, и внимательно следила за ней. Она теперь
позвала Вареньку только затем, чтобы мысленно благословить ее на то важное событие, которое, по мысли Кити, должно было совершиться нынче после обеда в лесу.
«Мама, а я еще не сплю», — но вдруг Томилин, запнувшись за что-то, упал на колени, поднял руки, потряс ими, как бы угрожая, зарычал и охватил ноги
матери. Она покачнулась, оттолкнула мохнатую голову и быстро пошла прочь, разрывая шарф. Учитель, тяжело перевалясь с колен на корточки, встал, вцепился в свои жесткие волосы, приглаживая их, и шагнул вслед за мамой, размахивая рукою. Тут Клим испуганно
позвал...
Он не очень интересовался, слушают ли его, и хотя часто спрашивал: не так ли? — но ответов не ждал.
Мать позвала к столу, доктор взял Клима под руку и, раскачиваясь на ходу, как австрийский тамбур-мажор, растроганно сказал...
— Ах, милый, милый Алексей Федорович, тут-то, может быть, самое главное, — вскрикнула госпожа Хохлакова, вдруг заплакав. — Бог видит, что я вам искренно доверяю Lise, и это ничего, что она вас тайком от
матери позвала. Но Ивану Федоровичу, вашему брату, простите меня, я не могу доверить дочь мою с такою легкостью, хотя и продолжаю считать его за самого рыцарского молодого человека. А представьте, он вдруг и был у Lise, а я этого ничего и не знала.
Как только она
позвала Верочку к папеньке и маменьке, тотчас же побежала сказать жене хозяйкина повара, что «ваш барин сосватал нашу барышню»; призвали младшую горничную хозяйки, стали упрекать, что она не по — приятельски себя ведет, ничего им до сих пор не сказала; младшая горничная не могла взять в толк, за какую скрытность порицают ее — она никогда ничего не скрывала; ей сказали — «я сама ничего не слышала», — перед нею извинились, что напрасно ее поклепали в скрытности, она побежала сообщить новость старшей горничной, старшая горничная сказала: «значит, это он сделал потихоньку от
матери, коли я ничего не слыхала, уж я все то должна знать, что Анна Петровна знает», и пошла сообщить барыне.
Девушка, испуганная, спрашивала
мать, все ли кончено;
мать, рыдая, сказала ей, что бог ее скоро
позовет.
Когда Ольгу Петровну
позвали,
мать была уже мертвой.
Он не обедал в этот день и не лег по обыкновению спать после обеда, а долго ходил по кабинету, постукивая на ходу своей палкой. Когда часа через два
мать послала меня в кабинет посмотреть, не заснул ли он, и, если не спит,
позвать к чаю, — то я застал его перед кроватью на коленях. Он горячо молился на образ, и все несколько тучное тело его вздрагивало… Он горько плакал.
— Я лучше
мать позову, боюсь!
Все это наводило на мальчика чувство, близкое к испугу, и не располагало в пользу нового неодушевленного, но вместе сердитого гостя. Он ушел в сад и не слышал, как установили инструмент на ножках, как приезжий из города настройщик заводил его ключом, пробовал клавиши и настраивал проволочные струны. Только когда все было кончено,
мать велела
позвать в комнату Петю.
Сначала Петр Васильич пошел и предупредил
мать. Баушка Лукерья встрепенулась вся, но раскинула умом и велела
позвать Кожина в избу. Тот вошел такой убитый да смиренный, что ей вчуже сделалось его жаль. Он поздоровался, присел на лавку и заговорил, будто приехал в Фотьянку нанимать рабочих для заявки.
Аграфена давно вылезла из саней и ждала, когда
мать Енафа ее
позовет. Она забыла снять шапку и опомнилась только тогда, когда
мать Енафа, вглядевшись в нее, проговорила...
Мать Агния тихо вошла в комнату, где спали маленькие девочки, тихонько приотворила дверь в свою спальню и, видя, что там только горят лампады и ничего не слышно, заключила, что гости ее уснули, и, затворив опять дверь,
позвала белицу.
— Нечего, нечего разглядывать, — сурово приказал Симеон, — идите-ка, панычи, вон отсюда! Не место вам здесь: придет полиция,
позовет вас в свидетели, — тогда вас из военной гимназии — киш, к чертовой
матери! Идите-ка подобру-поздорову!
Наконец, сон одолел ее, я
позвал няню, и она уложила мою сестру спать на одной кровати с
матерью, где и мне приготовлено было местечко; отцу же постлали на канапе.
Мать простила, но со всем тем выгнала вон из нашей комнаты свою любимую приданую женщину и не позволила ей показываться на глаза, пока ее не
позовут, а мне она строго подтвердила, чтоб я никогда не слушал рассказов слуг и не верил им и что это все выдумки багровской дворни: разумеется, что тогда никакое сомнение в справедливости слов
матери не входило мне в голову.
В зале тетушка разливала чай, няня
позвала меня туда, но я не хотел отойти ни на шаг от
матери, и отец, боясь, чтобы я не расплакался, если станут принуждать меня, сам принес мне чаю и постный крендель, точно такой, какие присылали нам в Уфу из Багрова; мы с сестрой (да и все) очень их любили, но теперь крендель не пошел мне в горло, и, чтоб не принуждали меня есть, я спрятал его под огромный пуховик, на котором лежала
мать.
Чтоб рассеять нас,
мать позвала к нам двоюродных наших сестриц.
Нас
позвали пить чай в залу, куда приходили
мать, тетушки и бабушка, но поодиночке и на короткое время.
— Уж он подглядел! — смущенно воскликнула она. И, обеспокоенная обилием радости, наполнявшей ее грудь, предложила Павлу: —
Позвать бы его! Нарочно ушел, чтобы не мешать. У него —
матери нет…
Наконец меня
позвали к отцу, в его кабинет. Я вошел и робко остановился у притолоки. В окно заглядывало грустное осеннее солнце. Отец некоторое время сидел в своем кресле перед портретом
матери и не поворачивался ко мне. Я слышал тревожный стук собственного сердца.
«Нет, — думала она, — без бога, видно, ни на шаг». Она предложила Александру поехать с ней к обедне в ближайшее село, но он проспал два раза, а будить она его не решалась. Наконец она
позвала его вечером ко всенощной. «Пожалуй», — сказал Александр, и они поехали.
Мать вошла в церковь и стала у самого клироса, Александр остался у дверей.
— Девочки… подождите… не бранитесь, — говорил он, перемежая каждое слово вздохами, происходившими от давнишней одышки. — Честное слово… докторишки разнесчастные… все лето купали мои ревматизмы… в каком-то грязном… киселе… ужасно пахнет… И не выпускали… Вы первые… к кому приехал… Ужасно рад… с вами увидеться… Как прыгаете?.. Ты, Верочка… совсем леди… очень стала похожа… на покойницу
мать… Когда крестить
позовешь?
Позвали хозяина; но он сперва прислал свою дочку, девочку лет семи, с огромным пестрым платком на голове; она внимательно, чуть не с ужасом, выслушала все, что ей сказал Инсаров, и ушла молча, вслед за ней появилась ее
мать, беременная на сносе, тоже с платком на голове, только крошечным.
Так думала, так чувствовала бедная женщина, ходя из угла в угол по своей спальне, куда ушла она после обеда и где дожидалась мужа, которого на дороге задержала
мать,
позвав к себе в комнату.
Тогда князь
позвал в кабинет камердинера, разоблачился донага и вышел к гостье в чем его
мать родила.
Егорушка еще
позвал деда. Не добившись ответа, он сел неподвижно и уж не ждал, когда все кончится. Он был уверен, что сию минуту его убьет гром, что глаза нечаянно откроются и он увидит страшных великанов. И он уж не крестился, не звал деда, не думал о
матери и только коченел от холода и уверенности, что гроза никогда не кончится.
Позвали поповского сына, не дали даже последний загон доборонить. И начал его, при отце и
матери, исправник стыдить.
Только сидим мы этак, разговляемся, а дядя-то Селифон и говорит тетке: «
Мать, где у нас Федор?» А тетка этак ему сердито ответила: «Где ему, Федьке, быть, на сарае дрыхнет…» Дяде теткины-то слова и не поглянись, взбурил он на нее, как
матерый волчище, а сам опять свое: «Надо
позвать Федьку разговляться, а то нехорошо: сегодня всем праздник».
Возвратясь домой, Бегушев свою ленивую и распущенную прислугу пришпорил и поднял на ноги; прежде всего он
позвал Минодору и велел ей с помощью мужа, лакеев и судомоек старательно прибрать отделение его покойной
матери, как самое удобное для помещения больной.
Что же я должен был почувствовать, когда чрез несколько дней, в продолжение которых мы видались только за обедом и почти не говорили, Григорий Иваныч
позвал меня к себе и прочел мне огромное письмо, заготовленное им для отсылки к моей
матери.
Через минуту madame Норк
позвала ее к себе. Девушка взошла и молча стала перед
матерью. Софья Карловна взяла ее руки и сказала...
— Пускай народ глядит! — кричала Аксинья. — Я вас осрамлю! Вы у меня сгорите со срама! Вы у меня в ногах наваляетесь! Эй, Степан! —
позвала она глухого. — Поедем в одну минуту домой! К моему отцу, к
матери поедем, с арестантами я не хочу жить! Собирайся!
Павел, получивший от медика приказание не беспокоить
мать в подобном состоянии,
позвал сестру, и оба они уселись в гостиной. Долго не вязался между ними разговор: они так давно не видались, у них было так много горя, что слово как бы не давалось им для выражения того, что совершалось в эти минуты в их сердцах; они только молча менялись ласковыми взглядами.
Скоро после нашего приезда он писал письмо к
матери, и когда
позвал меня приписать от себя, то не хотел дать прочесть, что написано было, вследствие чего я, разумеется, потребовала и прочла.
Как всегда, старик помолился Богу, распоясался, достал какую-то бумагу и
позвал в избу старшего сына Игната и Илюшкину
мать, которая была на дворе.
— Кому удобно, всякий! Ты вот что —
позови Христинину
мать, она баба честная, да и тёщей тебе будет, ей есть интерес добро твоё беречь!
Хоть она и не договаривала слова, но я понял, что ее
мать где-то помирает, или что-то там с ними случилось, и она выбежала
позвать кого-то, найти что-то, чтоб помочь маме.
Корней молча прошел мимо ее согнутой спины и, взяв узел,
позвал Кузьму пить чай в большую избу. Перед чаем Корней роздал московские гостинцы домашним:
матери шерстяной платок, Федьке книжку с картинками, немому племяннику жилетку и жене ситец на платье.
— Не слыхали ль чего, не гневается ли она на Патапа Максимыча? — обращаясь ко всем, спросила
мать Манефа. — За хлопотами совсем позабыл к ней письмо отписать, в гости
позвать ее… Уж так он кручинится, так кручинится…
Мать София не выходила еще из Манефиной кельи, но сироты, уж Бог их знает как, проведали о предстоящей раздаче на блины и на масло, пришли к заутрене и, отслушав ее, разбрелись по обители: кто на конный двор, кто в коровью избу, а кто и в келарню, дожидаться, когда
позовет их
мать игуменья и велит казначее раздать подаянье, присланное Патапом Максимычем.
Мать Юдифа вздумала побывать у знакомых игумений Комаровского скита. Кликнула Варю, Дуняшу и Домнушку, с ними пошла. Аксинья Захаровна тоже вздумала посетить
матерей, живших у Боярковых и Жжениных, и взяла с собой Парашу. Марьюшку
позвала по какому-то часовенному делу уставщица Аркадия, Фленушку —
мать Манефа. Остались в горницах Аграфена Петровна с Дуней Смолокуровой.
Мать почти молилась на меня и горько жалела, что не
позвала меня к двум умершим детям: тогда бы и те остались живы.
Когда она умирала,
позвала Дарью Сергевну. Богом ее заклинала — скинула б черное платье, женой была бы Марку Данилычу,
матерью Дуне сиротке.
И выгнала. Добродушная
мать Виринея
позвала было посланного к себе в келарню угостить как следует, но
мать Аркадия и того не допустила. Досталось от нее и Виринее и всем подначальным матери-келарю послушницам. Так расходилась дебелая старица, что еще долго по уходе из обители несолоно хлебавшего посланца не вдруг успокоилась. И отчитала ж Аркадия Патапа Максимыча, думать надо, что долго и много икалось ему.
Эпидемия разгорается. Уж не один заболевший умер. Вчера после обеда меня
позвали на дом к слесарю-замочнику Жигалеву. За ним ухаживала вместе с нами его сестра — молодая девушка с большими, прекрасными глазами. К ночи заболела и она сама, а утром оба они уже лежали в гробу. Передо мною, как живое, стоит убитое лицо их старухи
матери. Я сказал ей, что нужно произвести дезинфекцию. Она махнула рукою.
Утром Варвара Васильевна пришла в себя, весело разговаривала с
матерью, потом заснула. После обеда
позвала к себе Токарева и попросила всех остальных выйти.
На другой день после обеда пошла
мать давать Буренушке помои из лоханки, видит, Буренушка скучна и не ест корма. Стали лечить корову,
позвали бабку. Бабка сказала: корова жива не будет, надо ее убить на мясо.
Позвали мужика, стали бить корову. Дети услыхали, как на дворе заревела Буренушка. Собрались все на печку и стали плакать. Когда убили Буренушку, сняли шкуру и разрезали на части, у ней в горле нашли стекло.
Ипполитов. Отец и
мать ее померли. Но готовься к посещению денежной родни… поверь, братец, нашествие горше двадесяти язык! Вообрази, потянутся к тебе вереницею приказные старого закала — с клюковными носами, с запахом винной бочки и луку. Кто бросится тебе руку целовать, кто бултых в ноги, крестить
позовет, кто поздравит тебя с своим днем ангела; один окопироваться, другой опохмелиться попросит.
— Люблю Андрея за умную речь! — воскликнул боярин с умилением. — Однако время терять попусту не для чего. Слетай к своей крестной
матери и
позови ее сюда, слушать-де рассказы странника Афанасия Никитина.